Мода, как явление социально-общественное, склонна формировать критерии, не всегда отталкивающиеся от здравого смысла. В последние пару десятилетий, очевидно, мода перегибает палку то тут, то там. Когда-то, лет эдак 35 назад Джанни Версаче отправил на подиум моделей в дениме, или, попросту выражаясь, в джинсах. Тогда этот вызов был воспринят как революция, ведь джинсы были одеждой «уличной», а еще раньше вообще рабочей униформой. Сегодняшние дизайнеры призывают к «экологичности», «асексуальности», отсутствию гендера и всяческой политкорректности – дело дошло и до бодипозитива, разгона стройных «ангелов» Виктории Сикрет, и присутствия волосатых моделей на подиумах. 

Тем не менее одежда в той или иной степени является бесспорным отражением других социальных тенденций, которые либо рвутся стать нормой, либо таковой уже давно являются. К примеру, фигуры моделей отражают общее направление в сторону новых стереотипов и формирования новых критериев женской привлекательности. То, что вызывает скандал в обществе, моментально отражается на подиуме. 

На протяжении последних пяти-семи лет мода стала приобретать странные силуэты, все больше обращаясь к тематике «человека не от мира сего», внушая знак равенства между психической нормой и патологией. Это легко прослеживается и в контексте общественного пространства – скандалы с инклюзивными детьми, требования признать перверсии обычным делом, дети теперь могут вообще выбирать себе пол и менять его на любой манер. 

Мода — это очень удобный социальный инструмент, в первую очередь, модные идеи подхватывает молодежь. И вот, как результат психические расстройства получили широкую распространенность среди молодежи как некая очень интересная черта, которая символизирует отличность от других людей. В сегодняшнем лексиконе молодых людей такие слова как «биполярочка», «бордерлайн» или «депрессушка» стали таким же обыденным явлением, как выбор предметов к сдаче итоговой аттестации. 

Каждый второй теперь «страдает депрессией», у каждого третьего «биполярочка», у каждого первого непременный психологический кризис, который непреодолим и трагичен. Побаиваются, пожалуй, шизофрении, но это сегодня. Зачем молодым людям придумывать тяжелые психические расстройства, которые требуют серьезного длительного лечения? 

Мне, как специалисту, часто приходится работать не только с больными, но с вполне себе здоровыми людьми, которые склонны к катастрофизации и намеренному преувеличению тех или иных событий. Я никогда не обесцениваю чужих переживаний, однако моя первейшая задача заключается именно в том, чтобы определить - болен человек или здоров. Молодые люди, в первую очередь, хотят внимания, хотят быть услышанными, принятыми. В ход идут всевозможные приемы, которые обнаруживаются в зоне доступа. Это конечно крик о помощи, желание быть более любимыми одновременно с попытками самоидентификации. 

Полагаю, что выбор тактики привлечения внимания не случаен. Психические заболевания во все времена приобретали разные очертания в зависимости от исторического контекста, из всех известных науке заболеваний именно психические расстройства оказались наиболее пластичны и изменяемы в зависимости от контекста. Можно объявить таких людей сначала «бесноватыми», затем обвинить в колдовстве, изгнать, сжечь на костре, для того чтобы потом, в эпоху начала лечения таких заболеваний, крутить психиатрию в любых политических целях, отменяя старые диагнозы и придумывая новые.

Таким образом, интерес молодых людей к психическим расстройствам объясним – просто потому, что даже специалистам не всегда все понятно с теми или иными расстройствами, а еще потому что такое поведение часто напоминает очередной модный наряд, в котором можно привлечь к себе внимание. 

Западный подход к диагностике ментальных заболеваний подразумевает феноменологическое наблюдение. Приходишь к доктору, жалуешься на периодическую тревогу (собственно, с кем не бывает-то?), можешь быть готовым к диагнозу тревожное расстройство. Отечественный подход является синдромальным, у нас принято ставить диагноз на основании определённого комплекса симптомов, из которых складывается клиническая картина. Западный подход, конечно, ближе к той моде, которую транслируют с подиумов. Тебе тревожно? У тебя тревожное расстройство. Ты чего-то боишься? У тебя паническое расстройство. 

Отечественный подход к лечению, в том числе и психотерапевтическому, подразумевает безусловное участие самого человека в процессе излечения. Необходимо признать, что настрой на выздоровление составляет внушительный процент успешности терапии, и это подтвердит не только психиатр, а любой врач. Популярность западной психиатрии обусловлена тотальным бездельем, от которого молодые люди сами не знают, как избавиться. Ничем не занятые, не пристроенные, без целей, без минимального набора интересов, с четкой установкой на материальную основу человеческого счастья молодые люди видят у себя несуществующие депрессии, биполярные аффективные расстройства, панические атаки и расстройства личности. 

Полагаю, что психолог — это не всегда тот человек, который что-то внимательно слушает, время от времени это тот человек, который говорит, что делать, а пациент принимает решение, делать или нет. Психологическая и психиатрическая науки развиваются, впрочем, как и мода, но одно остается неизменным – по всей видимости, именно труд все-таки сделал из обезьяны человека.

Мария Полякова, психолог